28 недель спустя

«28 недель спустя» напрямую продолжают линию «28 дней...», и вовсе не в смысле одного лишь продолжения сюжета: предмет обоих фильмов – те губительные и зачастую необратимые изменения, которые происходят с психикой физиологически здоровых людей на фоне социально-биологических катаклизмов. Разница лишь в том, что если Дэнни Бойл моделировал антивирусное безумие при помощи маленькой военной коммуны и нескольких стаек отбившихся от мира бродяг, то Хуан Карлос Фреснадильо вплотную приближается к политико-гуманистическому манифесту: все сколько-нибудь положительные герои (не в том смысле, что их «положат» снайперы, хотя снайперы многих из них действительно «положат», а в том смысле, что они выражают лучшую часть человеческой натуры) оказываются зажаты между сциллой яростных зомби и харибдой американского воинского контингента, которому в панике приказано (цитирую) «валить всех подряд». Фреснадильо здесь явно перефразирует хрестоматийный случай времен Альбигойских походов, когда в Безье на площадь перед церковью Святого Назария было согнано до 20 тысяч человек и на вопрос, как отличить среди всего этого скопления народа правильно верующих от еретиков, аббатом Арнольдом из Сито было мудро отвечено: «Бейте их всех, а Господь познает своих!» Посему отстрел женщин и детей и сожжение заживо солдат, проявляющих милосердие, смотрятся совершенно органично в контексте того бесконтрольного уничтожения людей, какое почти всегда бывает с введением куда-либо воинских частей. С другой стороны, Фреснадильо, автор блистательного «Интакто», совсем не так прост: он прекрасно знает, что человек выбирает, как правило, не между добром и злом, а между большим и меньшим злом – и какое из зол меньшее, далеко не всегда понятно. По крайней мере, в «28 неделях...» частичный успех миссии по спасению детей оборачивается в итоге общемировым кошмаром. И то правда, пожалеешь одного – умрут тысячи. Остановишь или обманешь упорядоченную военную операцию по зачистке территории от гражданского населения – и мир будет ввергнут в такой кровавый хаос, по сравнению с которым геноцид покажется курортным лечением. Каков же выход, спросите вы? А выхода вообще нет, ха-ха. В том-то и состоит вся неизъяснимая прелесть человеческого бытия.

На сем, впрочем, прелести человеческого бытия отнюдь не заканчиваются. Кроме того что по темным утренним улицам очищенного съемочной группой от случайных прохожих Лондона шастают туда-сюда – используя удачное выражение Этторе Сколы, придуманное, правда, по несколько другому поводу, – отвратительные, грязные и злые, так еще периодически в толпу и в единичных особей вгрызается Роберт Карлайл, не утративший привычки лакомиться человечинкой, приобретенной в «Людоеде» Антонии Бёрд. Здесь, надо сказать, есть одно небольшое отличие: в «Людоеде» человекоядение носило концептуальный и в конечном счете даже метафизический характер, в то время как в «28 неделях...» это всего лишь эмоциональный порыв и зов зараженного сердца. Однако, знаете ли, когда в ваше белое тело вгрызаются чьи-то желтые зубы, выгодно оттеняемые бешеным колоритом налившихся кровью глаз, вы вряд ли сможете оценить столь тонкие художественные нюансы всего этого гастрономического предприятия.