Призрак оперы

В принципе желание Эндрю Ллойда Веббера заработать ещё денег на своём знаменитом мюзикле «Призрак оперы» понятно. Как ни крути, а за 18 лет существования мюзикла он хоть и заработал астрономические несколько миллиардов долларов, но всё-таки его посмотрели всего 80 миллионов человек. Представляете, на сколько больше зрителей может увидеть фильм в кинотеатрах по всему миру? При удачном раскладе очень много. Но это при удачном. А для того нужно было соблюсти множество условий. И режиссёр Джоэль Шумахер, многомиллионный бюджет и принцип «Щас мы сделаем вам красиво» не спасли ситуацию. Веббер стал жертвой собственных амбиций. Ну куда это годится, когда композитор и автор сценария сам выбирает актёров, да ещё ставит непременное условие, чтобы они пели? В итоге главные роли в самом громком (как предполагали его создатели) фильме конца года (это у нас «Призрак» объявился только в январе) исполнили Эмми Россум, Джеральд Батлер и Патрик Уилсон. Вам эти имена о чём-нибудь говорят? Большинству зрителей на всей планете тоже. С учётом того что эти не блещущие актёрскими талантами господа почти два с половиной часа экранного времени поют без остановки, лишь изредка замолкая (наверное, чтобы перевести дыхание), то уже на первом часе просмотра начинаешь подавлять зевоту, поглядывать на часы и порываться сходить куда-нибудь из зала. Именно так поступали те немногие зрители, что решились купить билеты на «Призрака оперы» и кого не остановило предупреждение кассира «Вы же знаете, что это музыкальная драма, длящаяся два с половиной часа?»
Нет, фильм можно было сделать не просто блестящим и сверкающим, а интересным и захватывающим, добавь создатели чудес и драйва. Никто бы тогда не обратил внимания, что Эмми Россум при виде Призрака открывала рот и не закрывала его до самого окончания сцены, что на кладбище морозным днём стелился туман, а изо рта героев не вырывался пар, что все сцены длятся не просто долго, а изматывающе долго (примерно так: виконт и Кристина выбегают на крышу, и Рауль долго поёт о своей любви, потом Кристина поёт алаверды, затем они поют в унисон и уходят, продолжая петь, а из-за колонны выходит Призрак и начинает петь о том, что его предали, и так без остановки). Нет, чудеса были, но какие-то половинчатые и нелогичные: Призрак ведёт Кристину в своё подземелье, где на стенах оживают руки, держащие свечи, а из-под воды появляются уже горящие светильники. А потом нам объясняют, что Призрак — всего лишь уродливый человек. Извините, ребята, если он из крови и плоти, то какие на фиг оживающие предметы?
Вообще, такое впечатление, что создатели «Призрака» сначала тщательно изучили стёбовый глоссарий Питера Гэммонда («приложенного» автором к его книге «Опера: притворись её знатоком»): в перерывах, когда не надо было петь, герои всё же пели речитативом — поленился, ой поленился Ллойд наш Веббер дописать музыку к диалогам, а если актёры не пели, забываясь и говоря пару фраз человеческим языком, то тут же спохватывались и начинали петь. Вот только у опер есть антракты, во время которых люди могут передохнуть от высокого искусства и вкусить пару-другую бутербродов в буфете. «Призрак» такого шанса не даёт, превращаясь в самую настоящую камерную оперу — от слова «камера».
В общем, фильм Джоэля Шумахера «Призрак оперы» — это условная банальность, выдержать которую можно только при большой любви к музыке Веббера. Это подтверждают кассовые сборы картины — они ещё не окупили и половины бюджета. Диагноз ленты звучит в словах Кристины: «Он всегда будет петь». Пусть себе поёт, только подальше от наших голубых экранов.