"V" значит вендетта

Российскому зрителю и читателю, за очень редким исключением, совершенно ничего не говорит имя Гая Фокса (Guy Fawkes), для жителей же Англии, антиутопическую фантазию на темы истории которой как раз и представляет собой V for Vendetta, это имя – такой же символ, как Тауэр, Кромвель или Алая и Белая роза. В 1603 году скончалась королева Елизавета, воздвигшая суровые гонения на английских католиков, и на престол взошел Яков I, с чьим именем последние связывали немалые надежды. Однако надежды оказались тщетными, в судьбе преследуемых мало что переменилось, и в 1605 году группа радикально настроенных молодых людей составила заговор. Решено было 5 ноября 1605 года взорвать здание парламента, которое в этот день намеревался посетить король, для чего в подвале палаты лордов будущие террористы разместили 36 бочек пороха. Но один из заговорщиков, поняв, что такая акция унесет множество невинных жизней, предупредил власти об опасности, и королевские солдаты, наведавшись в подвал палаты лордов, обнаружили там Гая Фокса, как раз готовившегося устроить мощнейший фейерверк в пользу инакомыслия. Все участники несостоявшейся акции были казнены, а сама она получила название «порохового заговора». Массы, узнав о почти чудесном избавлении короля, пришли в восторг, и с тех пор 5 ноября отмечается как День Гая Фокса: в этот день сжигают его соломенное чучело, иногда за компанию с соломенным чучелом Папы, повсюду сверкают салюты, детишки выпрашивают у прохожих на покупку фейерверков a penny for the Guy, а преступники и анархисты устраивают не меньший разгул, чем разномастные американские маньяки на Хеллоуин.

Алан Мур, еще в 80-х придумавший в соавторстве с иллюстратором Дэвидом Ллойдом графический роман V for Vendetta, переворачивает традиционную картину: для него Гай Фокс и появляющийся под его маской благородный террорист-мститель XXI века, известный как V, – не просто вершители терактов, но борцы за свободу. Они суть воплощенная идея, а идею, как говорит один из героев, нельзя уничтожить. Полюсу тоталитарной фашистской диктатуры, в обрисовке которой тогдашний тэтчеровский режим доведен до демонического зенита, до прямых аналогий с властительством фюрера, противопоставлен полюс высокой анархии, не знающей ни внутренних пределов, ни внешних преград. V – жертва чудовищных правительственных экспериментов с вирусом, заставившим народ покориться, пережившая (точнее, конечно, переживший) легкую мутацию в супергерои, здесь американский кинокомикс забирает свою законную десятину, – это дух свободы, это сама ирония из костюмно-оперной плоти, но с безупречной и мощной экзистенциально-политической драматургией в сердцевине. Как и подпольщики из «451 градуса по Фаренгейту» Брэдбери, он хранит в своем убежище запрещенное прошлое, правда, в гораздо более роскошной форме: книги, картины, изваяния, рыцарские доспехи и даже музыкальный автомат – всё это экспонаты музея, известного под именем «культура». Разумеется, культура – не просто собрание вещей, но способ придавать вещам смысл. V же как раз и есть главный версификатор смыслов: за цитатами из «Фауста», «Макбета» и «Двенадцатой ночи», за аристократической инкарнацией ренессансного карнавала в стиле елизаветинской драмы стоит, несмотря на всю анархическую экспрессию, дух-хранитель старого мира (недаром перед телом одного из своих ответчиков V иронически называет себя духом прошлого Рождества). Эта обгоревшая и генетически измененная плоть на самом деле вышла не из огня сожженной тюрьмы-лаборатории – она из книг, из библиотеки мира, забытой под спудом прогресса и тирании. Именно там скрыто противоядие от зла, будь то остановленный на последнем рубеже – в библиотеке – мистический сонм из еще одного романа Брэдбери, Something Wicked This Way Comes («Что-то страшное грядет», «И духов зла явилась рать»), или фашиствующая паранойя сильных мира сего.

Впрочем, гимнический панегирик смельчакам, взрывающим башни и символы, после 11 сентября мог бы вызвать некоторые сомнения, тем более что речь идет о вендетте, об одержимости мщением. Поэтому неспроста рычаг должен привести в действие не мститель в маске, а его ученица, из которой посредством радикальной освободительной психотерапии выпотрошен страх, но оставлена любовь. Символ старого мира обязано стереть с лица земли существо из мира нового; финальный фейерверк Гая Фокса уже не акт жестокости и воздаяния, но празднество рождения. Именно это блестяще удалось передать режиссеру Джеймсу МакТигу, до того ассистировавшему братьям Ваховски на «Матрицах», и самим братьям, написавшим сценарий (первый вариант был готов аж в 1996 году) еще до начала сборки аляповато-эклектичного «матричного» коктейля. И хотя Алан Мур по сложившейся уже традиции запретил упоминать свое имя в титрах, в очередной раз откликнувшись на американизацию и профанацию своих интеллектуально насыщенных детищ, перед нами – безусловный визуальный и драматический шедевр с мощной исторической «подкоркой», музыкой Чайковского на фоне огненных зарниц и запоминающимся актерским созвездием.